Николай Иванов, писатель, драматург, военный журналист рассказал Наталье Тепляковой о том, как попал в плен к боевикам, находился четыре месяцы в сырой яме и не потерял желание жить…
Николай Федорович – человек не только творческий, но и военный. Он окончил Московское суворовское училище и факультет журналистики Львовского военно-политического училища, служил в десанте, был в Афганистане, имеет медаль «За отвагу», знак «Воинская доблесть». С 1985 года работает военным корреспондентом. Бывал во многих горячих точках. В 1996 году во время командировки был взят в плен боевиками, провел в неволе в темной яме четыре месяца. Спустя несколько лет из той черной ямы на белый лист легли воспоминания. Полковник Иванов написал серию книг про войну в Чечне, затем были другие темы, романы, повести, детективы...
– Николай Федорович, перед этой встречей я почитала вашу автобиографическую повесть «Вход в плен бесплатный, или Расстрелять в ноябре» о том, как вы были в плену у боевиков… в холодной яме на глубине пяти метров… В книге описаны такие ужасы, после прочитанного я, признаюсь, не могла уснуть…
– Да?! А я в плену спал. Вы понимаете, плен – это не доблесть солдата, намного важнее, как ты из него выходишь. С каким чувством, что оставляешь за спиной. Плен у каждого свой… Я встречался с ребятами, которых тоже держали в неволе, и у всех судьбы сложились по-разному. Меня держали в яме. Бандиты пустили слух, что я был застрелен при попытке к бегству, меня сбросили в лаз и все четыре месяца скрывали под землей, наверх поднимали только ночью с мешком на голове, чтобы никто не знал, жив я или мертв.
– И так четыре месяца?
– Да. Хотя как посчитать. Я служил в десанте, и там говорят, что в ВДВ день идет за полтора, на войне – за три, а в плену – за шесть.
В плену тоже можно бороться, бороться за жизнь. Иногда борешься с неверием, иногда со змеями или мышами, которые тебя едят. пока 20-30 мышей не убьешь, не уснешь… Или они тебя съедят…
– Как вы попали в плен?
– Я прилетел в Грозный в середине июня 96-го, когда война дышала еще полной грудью. Это была журналистская командировка, я готовил материал о том, как в условиях войны работала налоговая служба. В нарождающихся рыночных отношениях тема была совершенно новой, покопаться в ней первым – мечта любого нормального газетчика.
Ехали на «Ниве» из Грозного, нас обогнала иномарка и стала оттеснять в кювет. Мы еще ничего не поняли, а из окон высунулось по паре пулеметов, и позади пристроилась «шестерка» с гранатометом. Все это есть в книге, кому интересно, можете почитать…
– Ваша жизнь после плена сильно изменилась?
– Нет. Я не разуверился ни в одном друге, ни в одном человеке. Никто не оставил мою семью, все пытались меня спасти. Чтобы вытащить меня из плена, друзья выходили на боевиков по самым разным каналам. Я прикинул, что более 200 человек участвовало в этом освобождении. Ребята-оперативники, которые меня освобождали, рискуя жизнью, пошли к боевикам, хотя, по сути, даже не знали меня лично. Обмен должен был состояться в 12 часов дня на перекрестке, а бандиты затянули, и пришлось идти за мной ночью в горы… Когда пропала связь, в Москве подумали, что в плену и мои спасители. И когда они все же меня вытащили, их жены потом спросили: «Что за человек Иванов? Стоило ли ради него так рисковать?!» И вот этот вопрос: «Что ты за человек, что ты значишь в этой жизни?» – я теперь задаю себе постоянно. Живу с ним.
– Четыре месяца в темной яме… Вы получали хоть какие-то сигналы, что за вами придут, вас не оставят?
– Получал! Первый сигнал я получил такой: меня вытащили из ямы, начали бить и кричать: «Это мы уголовники?! Мы уголовники?!»
А дело было в том, что мой приятель Виктор Литовкин написал в «Известиях» статью под заголовком «Чеченские уголовники захватили русского писателя». Статья была прекрасная, но Витя даже предположить тогда не мог, что любое слово на воле отражается на пленнике.
И вот они бьют меня, а я улыбаюсь. У меня внутри такое счастье! Потому что это был первый сигнал, что меня помнят, про меня не забыли. В плену тяжело не столько телу, сколько душе. Меня изводили тем, что постоянно говорили: «Все считают, что тебя уже убили, тебя никто не будет искать…»
– Сейчас вы ведете курсы для журналистов «Бастион», где как раз рассказываете, как нужно себя вести в плену, как писать о пленниках.
– Да, этим курсам уже 10 лет. Мы их проводим под эгидой Союза журналистов РФ, МЧС, МВД. За все эти годы у нас прошло учебу более 700 человек. Моя тема большая: как журналисту на войне обезопасить себя и не попасть в плен, во что одеваться, как говорить, кому звонить, с кем знакомиться – все это тонкости, которые помогут спасти жизнь.
Поведение в плену: как вести себя с охраной, питаться, чистить зубы – все это очень важно. И даже как вести себя после плена – это тоже особая наука.
Я сидел в яме не один, а с двумя пленниками. Меня обменяли, а их еще нет. И вот представьте: в тот день, когда я прилетел в Москву, боевики вытащили их из ямы, завели в каморку и посадили перед включенным телевизором со словами: «Если сейчас ваш сосед Иванов в новостях хоть слово скажет, какие мы плохие или где мы находимся, мы вам отрубим головы». И они сидели и молились, чтобы меня в новостях не показали. К счастью, я уже тогда понимал всю ситуацию и, как меня ни расспрашивали коллеги-журналисты, ничего им не говорил. Это как раз пример того, что словом можно не просто ранить, а убить…
– Когда настоящий полковник является сопредседателем Союза писателей России, это внушает оптимизм. Наверняка вам приходится бороться за хорошую литературу…
– Литературный пласт истончается, люди стали меньше читать. По последним исследованиям, сегодня в среднем человек в России читает в день всего от 3 до 7 минут, а телевизор смотрит 3 часа. Мы, писатели, уже давно не боремся с гаджетами, телефонами, компьютерами. Пусть люди читают с экранов, главное, пусть читают, а не в игрушки играют. А вот пишущих очень много… Вы бы знали, сколько желающих вступить в Союз писателей, хотя сегодня наш союз уже не дает особых привилегий. Мы рады, когда идет писательская инициатива из регионов, когда проходят фестивали, такие как Шукшинские дни… Это вселяет надежду.