Как на Мерзликинских чтениях меня нашли я сам и Иван Тургенев...
В память о поэте Леониде Мерзликине в Новолтайске с 2000 года в последние числа сентября проводятся литературные чтения. Три последних года они имеют статус Всесибирских. Организаторы - управление по культуре Алтайского края, администрация Новоалтайска, Центральная городская библиотека Новоалтайска, Алтайское отделение Союза писателей России. В рамках Чтений проходят встречи поэтов и писателей с читателями разных поколений. 29 сентября мы, вместе с поэтессой Людмилой Снежень, отправились "сеять разумное, доброе, вечное" в школы №10 и №30.
В обоих случаях мне досталось выступать перед старшими классами, с которыми все же, как мне кажется, проще найти общий язык. (А вот Людмила Снежень в школе №30 вела разговор о поэзии с пятиклассниками. Но поэт – он всегда поэт: по окончании встречи пятиклассники не хотели Людмилу отпускать!).
Публика – мальчишки и девчонки – была настроена благожелательно. Не то чтобы они так рады писателям вообще и мне в частности – они рады, что урока не будет. Но, так или иначе, а позитивное начало встречи обеспечено.
Чтения литературные. Поэтому я старался говорить о литературе – для чего она, что это. О том, что книга – тот собеседник, которого, возможно, у них в жизни больше не будет. Самые сокровенные тайны и самые сокровенные переживания – это все книга. Рассказал о молодом человеке, которого видел в одной из телепрограмм, он сказал: "Я не читаю книги – я черпаю информацию из Интернета". Он не понимает, что книги – это не информация. Это, прежде всего, мысли. Эмоции. Во многих книгах даже время, эпоха не конкретизируется (например, Камю, "Чума") – потому что время и эпоха не так важны, важнее человек с его мыслями, чувствами, идеями, идеалами и разочарованиями.
Вот эти мысли и чувства были для нас так важны, что в детстве мы читали книги под одеялом с самодельными фонариками. Рассказал об этом нынешним старшеклассникам, и по глазам увидел, что они не очень меня поняли – зачем читать под одеялом? Что такое самодельный фонарик?
В школе №30 первая встреча была с десятым классом, вторая – с одиннадцатым. Памятуя, что чтения Мерзликинские, а Мерзликин поэт, в одном классе спросил, сколько человек пишут стихи. Как оказалось, около трети. Это, думаю, немало. В мои школьные годы мы составляли что-то вроде рукописных журналов – выдираешь двойной лист из тетради, пишешь, рисуешь - и журнал готов. Рассказал детям, по глазам вижу – не поняли. Какой рукописный журнал? Зачем? Мы писали стихи друг для друга. Они, как я подумал, пишут стихи для себя. Для нас стихи были формой общения, для них стихи – возможность уединиться, еще больше обособиться. Жалею, что не предложил почитать им стихи – возможно, для кого-то это было бы первое выступление на публике.
Говорят: "Дети не читают книг". Думаю, это не совсем так. Везде были те, кто читают. Большинство, конечно, читают то, что дают по программе. Один парень назвал своим любимым произведением "Героя нашего времени". Есть те, кому нравится Достоевский. В школе №10 одна девушка сказала, что прочитала весь роман "Война и мир".
- И четвертый том? – спросил я.
- И четвертый том! – ответила она. А четвертый том и из литературоведов не каждый выдерживает.
В целом, "Мастер и Маргарита" – лидер. Я на радостях рассказал, как когда-то выучил наизусть главу "Великий бал у Сатаны" (сорок минут текста, между прочим), и о своем знакомстве с Мариэттой Чудаковой, без которой мы не знали бы многого о Булгакове.
Есть те, кто читает фантастику, есть те, кто читает фэнтези. Один парень сказал, что любит читать ужасы, причем, на ночь. На мой вопрос, как ему потом спится, ответил – отлично. Были, конечно, те, кто не читает и бравирует этим – на задней парте два парня-футболиста.
Селфи со школьниками - как без этого?
Школа №30 - место для меня ностальгическое, здесь я учился с 1973 по 1983 год.
Здесь я, в общем-то, научился читать. (О том, как я полюбил чтение и при чем тут Лев Толстой – здесь.) Здесь выяснилось, что мне ближе гуманитарные науки – история, литература. Учитель истории Ада Степановна Дарцаева, учителя русского языка и литературу Раиса Петровна Черешнева и Светлана Петровна Пуронина – сильно на меня повлияли. Светлана Петровна уже умерла, а Ада Степановна и Раиса Петровна приходили в начале этого года на мою встречу с читателями в Новоалтайске. Раиса Петровна сказала замечательные слова о моей книге "Век Наполеона", она разглядела в ней главное: что люди того времени были сшиты из другого материала и по другим лекалам, о которых было бы хорошо помнить и нам сегодня.
К нынешней встрече в школе нашли удивительный, можно сказать, артефакт: книгу "Отцы и дети" Ивана Тургенева, которую я когда-то, лет тридцать пять-сорок назад, подарил кабинету литературы!
Я этого эпизода за собой не помню. Но почерк мой, фамилия моя, а как сказано в самой читаемой школьниками книге, факты - самая упрямая в мире вещь. Удивительное это дело – получать такие вот приветы от самого себя через столько лет.
"Отцы и дети" – любимая книга Валерия Золотухина, биографию которого я написал в 2016 году. Валерий Сергеевич много лет читал эту книгу и на одном и том же месте плакал: "Дуньте на умирающую лампаду и пусть она погаснет". Выходит, и для меня тоже были важны "Отцы и дети" – иначе мог бы и другую книжку школе подарить.
Книга ведь 1967 года издания, довольно потрепанная, с чьими-то пометками, в общем, ветеран чтения. Но не выбросили, сохранили. Эта история с книжкой – она еще и про школу, про традиции, дух.
Наша первая учительница Аделья Александровна Безрукова, когда дело шло к окончанию начальной школы, попросила нас написать "письма из будущего" – ей от нас, какими мы себя представляем во взрослой жизни. Она сказала, что отдаст нам эти письма на выпускном, в десятом классе. Сказано – сделано, мы написали. Она семь лет хранила наши письма. Не потеряла, не промочила при каком-нибудь ремонте, не забыла про них. Перед выпускным она их принесла. Тогдашней нашей реакции я не помню. Вряд ли мы как-то особо умилились, нам, скорее всего, было не до того. Но сейчас я время от времени читаю это письмо, жалею, что мало написал, рассматриваю бумагу, конверт, пытаюсь по ним что-то вычислить, угадать, вспомнить, с тем чувством, про которое у Мерзликина, как раз у Мерзликина, есть стихотворение, которым я заканчиваю свои заметки:
Н. Черкасову
Берёзы по кромочке поля
Сквозную раскинули вязь…
Поедем на родину, Коля,
Она нас давно заждалась.
-
Поедем. Ну что ты, ей-богу?
Хотя бы денёк погостим.
Сбирайся, сбирайся в дорогу
За детством далёким своим.
-
Не там ли, за тем окоёмом
(Ты только зажмурься сильней),
Девчонка стоит перед домом,
В ограду скликает гусей.
-
Какие виденья ни пестуй,
Куда-то сквозь годы гребя,
Уже синеглазой невестой
Она ожидает тебя.
-
А ты ни словца не напишешь,
А ты и не помнишь давно.
Прислушайся, Коля. Ты слышишь,
Как дождик стучится в окно?
-
Куда и какая недоля
Его погнала через грязь?
Поедем на родину, Коля,
Она нас давно заждалась.
-
Я мучиться больше не в силе,
Поедем к заветным местам.
А вдруг если здесь мы гостили?
Да, именно здесь, а не там?